С резидентским размахом. Как разведчик Квасников взломал главную тайну США

«Информацию в Центр отправляли шифровками. Как же я намучился, передавая восьмикратный интеграл», — вспоминал полковник Леонид Квасников, признаваясь за год до смерти (а было ему за 80), что пора бы многое забыть, но стоит только закрыть глаза, а в голове она — атомная бомба.

16 июня исполняется 120 лет со дня рождения одной из ключевых фигур операции советских спецслужб «Энормоз», что в переводе с английского означает «чудовищный», «невероятный». «Чудовищный» — о мощности ядерной бомбы, «невероятный» — о том, что удалось совершить под носом у американцев.

Русская колея

В своём единственном интервью разведчик отметил, как запало ему в душу совпадение внешнего диаметра «Толстяка» (бомбы, которую США сбросили на Нагасаки) — 1524 миллиметра — с шириной колеи, принятой в России. Её сделали такой по решению Николая I, и она получилась шире, чем в Европе. Для будущих захватчиков нашей страны это станет головной болью из-за сбоя снабжения армии (требовалось «перешивать пути»). Так что «русская колея» будет означать особый путь и в прямом, и в переносном смысле. Тема рельсов для Квасникова, родившегося в семье железнодорожника на станции Узловая Тульской губернии, была близка всю жизнь. Его первое детское воспоминание — паровоз с огромными, выше человеческого роста, колёсами. И возникшее желание управлять этой чудо-машиной. «Меня всегда интересовало движение вперёд и что-то новое, неизведанное», — признавался Леонид. Он с отличием окончил механический факультет Московского института химического машиностроения, начал писать кандидатскую диссертацию. Предложение пойти на работу в разведку стало для него полной неожиданностью. Он колебался. Решающими стали слова: «Вы нужны Родине».

В органы Квасников попал, когда по ним прошёлся каток «чисток». Его назначили заместителем руководителя отдела научно-технической разведки (НТР), но за время, что он оформлялся, начальника отдела отправили в лагерь в Норильск, а шесть его подчинённых выгнали с «волчьим билетом». И Квасников начал с нуля, с двумя новыми, как и он сам, сотрудниками. В этой атмосфере «разброда и шатания» он проявляет редкую стрессоустойчивость, цепкость ума и уникальную интуицию. Изучив десятки зарубежных научных журналов, отмечает, что ни в одном нет ни слова по теме ядерной энергии. Хотя недавно это было модно. Засекретили? Создают новое оружие? Он отправляет директивы резидентам в США, Англию и Германию о необходимости сбора информации. Пройдёт почти год, прежде чем из Лондона от Анатолия Горского придут материалы секретного доклада на имя Черчилля с сенсационными данными: определена критическая масса урана, необходимая для взрыва, до создания бомбы осталось 2–3 года. В октябре 1941-го Квасников доложит об этом Берии, но тот поверит советским учёным, считавшим, что сделать бомбу удастся не ранее чем через 10 лет. Немцы уже взяли Киев и стояли под Москвой. Берия орал: «Ты принёс „дезу“! Враги хотят отвлечь наших учёных от оборонной тематики!» И снова Квасникова выручает олимпийское спокойствие. Он предлагает дождаться дополнительных материалов. И его правоту подтвердят данные уже из США: союзники за спиной СССР разрабатывают новое, невиданной силы оружие. Из-за немецких бомбардировок центр разработок из Англии переместили за океан. «В США американцы в то время ни шута не делали. Они пользовались учёными из Европы», — скажет он позже.

«Борода» и «Антон»

В 1942-м Берия, наконец, познакомит Сталина с аналитической запиской Квасникова. Будет принято решение о запуске советского ядерного проекта во главе с 39-летним Курчатовым — его порекомендует академик Иоффе со словами «очень сильный, знающий, энергичный». Коллеги называли Курчатова «Борода»: он перестал бриться в 1942-м во время воспаления лёгких. Затем оставил бороду сначала «до Победы», потом — до испытания бомбы. А позже так и не сбрил.

Появится псевдоним и у Квасникова. Как резидент «Антон» он отправится в США для «получения всех материалов по разработке ядерного оружия». К тому времени с фронта пришло известие о гибели старшего брата, военного разведчика. Теперь и ему предстоит работать «в поле», каковым для него станет Нью-Йорк. Дорога туда из Владивостока в условиях Второй мировой заняла больше 2 месяцев. Квасникову предстояло взломать «Проект Манхэттен», костяк которого составляли нобелевские лауреаты. А у научного руководителя Оппенгеймера была круглосуточная личная охрана. В этот узкий круг был допущен Клаус Фукс, немецкий физик, противник гитлеровского режима, который по собственной инициативе начал сотрудничать с советской разведкой в 1941-м, находясь в Лондоне.

«Симпатичная и храбрая»

Фукс работал в «святая святых» — секретной лаборатории в городке Лос-Аламос, куда приезжала советская разведчица-связистка Леонтина Коэн. «При посадке в поезд пассажиров обыскивали, — рассказывал Квасников. — К ней подошли двое. Эта симпатичная и храбрая женщина умудрилась дать в руки одному из них коробочку с секретными документами, сесть в поезд, а затем сделать вид, что вроде она её забыла и потребовать обратно. Контролёры своими руками передали ей эти материалы (там была конструкция бомбы. — Ред.). Анекдот, но факт! Мы потом её вытащили в СССР, она умерла в Москве в 1992-м». Квасников создал в США сеть научно-технической агентуры, охватившую почти все объекты «Проекта Манхэттен». В Чикагской лаборатории, разрабатывавшей «начинку» бомб, был завербован учёный «Млад». На заводе в Хэнфорде — физики «Анта» и «Аллен». Агенты фотографировали материалы и передавали непроявленную плёнку, которую в случае чего можно было засветить. Он передал в Центр 560 материалов, которые Курчатов назвал «неоценимыми для нашего государства и науки». В ноябре 1945 года Квасников срочно покинул США после того, как перебежчик Игорь Гузенко передал канадцам имена советской агентуры в Канаде, США и Великобритании. Когда начальник разведки Фитин предложил наградить Квасникова, Берия «пошутил»: «Я собираюсь его в подвал спустить, как предателя, втянувшего нашу страну в неимоверные траты...» Звезду Героя он получил посмертно в 1996-м, не дожив до этого два года.

Сегодня мы уже враги

Главной наградой для Леонида Квасникова было успешное испытание советской бомбы в 1949 году, перечеркнувшее планы США по ядерной бомбардировке советских городов по примеру Хиросимы и Нагасаки. Вспомним заявление генерала Лесли Гровса, военного руководителя программы по созданию атомного оружия, сделанное им в мае 1945-го, почти сразу после братания советских и американских войск на Эльбе: «Теперь главное назначение нашего проекта — покорить русских». Физик Джозеф Росблат возразил тогда: «Русские же союзники Америки, они несли главное бремя войны». Но Гровс его перебил: «Это было вчера, сегодня мы уже враги». И ведь не скажешь, что этим словам 80 лет...