Пуговицы сатаны и ведьмины булочки: за что предки принимали ископаемые останки

Специалист по мифической, и не только, палеонтологии Антон Нелихов собрал в своей новой книге множество примеров человеческого отношения к ископаемым останкам древней фауны — как почтительного, трепетного и суеверного, так и сугубо утилитарного. Критик Лидия Маслова представляет книгу недели, специально для «Известий».

Антон Нелихов’Мифы окаменелостей".

Москва: МИФ, 2025. — 320 с.

Утилитарное, впрочем, занимает гораздо меньше места в истории исследований в силу когнитивного искажения, известного под названием «ошибка выжившего» и связанного с использованием фрагментарных данных. Об этом идет речь в заключении с подзаголовком «Игры в кости», где автор намекает, что свидетельств о мифологической и фольклорной интерпретации окаменелостей можно было бы нарыть целые горы, гораздо больше, чем те две с лишним сотни самых интересных историй, которыми он решил ограничиться, оставив многие за бортом из-за их однообразия.

Фото: издательство «МИФ’Антон Нелихов “Мифы окаменелостей”.

«Реконструкция фольклорных представлений на таком обширном материале выглядит правдоподобной, — пишет Нелихов, — но есть проблема: далеко не всегда находки окаменелостей сопровождались суевериями, ритуалами, обрядами». Правда, до этого момента у доверчивого читателя уже сложилось стойкое впечатление, что ни одна найденная в/на земле косточка, раковинка, зуб или след когтистой лапы не воспринимались древними (да и сравнительно современными) людьми как рационально объяснимое и ничуть не сверхъестественное явление природы, а немедленно обрастала сказочными, волшебными смыслами и свойствами. Объясняется это тем, что «большинство окаменелых остатков не похожи ни на что привычное», а потому и ответы на вопрос, откуда они взялись, могли иметь самый оригинальный характер.

Знакомство с окаменелостями, которые присутствовали в жизни людей во все времена, начиная с каменного века, и постоянно находили применение в быту, Нелихов начинает с 814 года и предлагает перенестись в столицу Франкской империи — Ахен, где похоронен первый император Запада, «отец Европы» Карл Великий. В украшающей его позолоченный бюст шикарной двухкилограммовой короне, украшенной изумрудами, аметистами и жемчугами, Нелихов особенно выделяет два невзрачных «полупрозрачных коричневых камешка размером с ноготок», вставленных в затылочную часть. Это буфониты, получившие название от латинского слова bufo (жаба), известные в России как жабовики, или жабьи камни, и издавна окутанные легендами и суевериями, как и сама жаба: «Говорили, они вырастают в головах у старых жаб между черепом и кожей. Они якобы предупреждали владельца о близости яда: если рядом была отрава, буфониты потели и обжигали кожу. Они могли и высосать яд из отравленного человека, при этом будто бы меняли цвет, становились темными и мутными».

Нелихов развеивает «жабье» недоразумение, объясняя, что буфониты на самом деле вообще не камни, а зубы юрских лучеперых рыб шенштий (Scheenstia maximus), которые плавали на территории современной западной Европы и внешне напоминали двухметровых лещей. Их круглые зубы располагались в несколько рядов, поэтому «пасть была похожа на булыжную мостовую». Однако не располагавшие научными сведениями старинные люди упорно продолжали искать волшебные минералы в головах змей, черепах, птиц и других существ — в Российской империи, например, в головах осетров и белуг.

Во второй главе первой части — «Символы: личины, могилы, святилища» речь идет о том, что уже палеолитический человек был наделен символическим мышлением, позволявшим ему делать из окаменелостей фетиши, поклоняться им, а иногда даже одушевлять их с ритуальными целями: «У археологов есть шутка: всё непонятное считай ритуальным. Справедливо и обратное: всё, что считается ритуальным, — непонятно». Одними из самых популярных ритуальных предметов служили ростры ископаемого моллюска белемнита и кругленькие аммониты, до сих пор популярные у ювелиров: «Раковины аммонитов приятны глазу, похожи на солнце, которое дарует жизнь и людям, и свиньям, и садам, и поэтому связанные с ними суеверия очень однообразны».

Отдельная глава посвящена Древней Греции, где, как и во многих других культурах, была своя мифическая палеонтология, пытавшаяся с помощью огромных ископаемых костей вообразить, откуда возник мир и каким он был в глубоком прошлом. При этом греки, включая мудрого «отца истории» Геродота, могла искренне принимать динозавров за гидр и драконов, мамонтов — за огромных коров, удары комет — за божественные кары, а вымерших животных — за мифологических героев: «Через сто лет после Тиберия на морском побережье недалеко от Трои из обрыва вывалились кости, в которых оракул признал останки героя Троянской войны Аякса. На них приехал посмотреть сам император Адриан. Он поцеловал их, а потом велел разложить в форме человека. Получился тоже почти пятиметровый скелет, то есть кости наверняка были от слона. По велению императора для них построили прекрасную гробницу в Трое». Неоднократно хоронили ископаемые кости под видом останков богов, героев и полубогов также древние египтяне и римляне.

В главе «Европа: великаны, святые, линдвурмы» Нелихов рассказывает о средневековой традиции принимать окаменелые кости за останки падших ангелов или за мощи святых, однако логика восприятия ископаемых останков и после Античности остается прежней: «Даже беглый обзор мифической палеонтологии средневековой Европы показывает, что она была заполнена такими же типовыми персонажами, что и античная». Перемещаясь по странам и континентам, автор книги фиксирует повторяющиеся, типовые паттерны мифологического мышления в разных культурах, в том числе его амбивалентность, когда один и тот же предмет в зависимости от обстоятельств приобретает сакральный характер или, наоборот, демонизируется. Как, например, демонизировались те же самые ростры широко распространенных белемнитов: «Кроме ногтей и зубов, нечисть по всему свету массово теряла окаменевшие предметы. Разные остатки беспозвоночных звали пуговицами сатаны, тарелками ведьмы, шляпками гоблинов. В Пиренеях кораллы мелового периода стали ведьмиными булочками. Ростры белемнитов в Дагестане — чеснокодавилкой шайтана».

Изучая все эти истории, поражаешься способности человеческого разума мифологизировать всё что угодно, вероятно, чтобы не так скучно было жить. «Мифы окаменелостей» в очередной раз подтверждают, что главная встроенная в наш мозг «заводская настройка» — это умение охотно и искренне принимать одно за другое. «Человек всегда пытается понять увиденное…» — объясняет Нелихов эту особенность восприятия, которое слишком уж спешит «понять» и потому торопится с объяснением на основе неполной поверхностной информации. Поскольку всё непонятное пугает, первое объяснение часто оказывается устрашающим, грозно-мистическим или, в лучшем случае, слишком романтическим, как, например, в таком случае: «Лет двадцать назад палеонтолог М. А. Рогов осматривал в Крыму обрыв со слоями песчаника. Как и положено, слои лежали горизонтально. Из-за грунтовых вод и атмосферных осадков они были разбиты вертикальными трещинами и напоминали старинную стену из крупных камней. Проходившая туристка сказала, что это развалины старой крепости. Что уж говорить про путешественника XIV века!».

Фантазия людей бесконечна, как справедливо замечает Нелихов в финале книги, где приходит к выводу, что окаменелости из века в век остаются неизменными, и только переменчивое человеческое сознание всё время стремится разглядеть в них нечто более интересное и странное, чем хрупкие ломкие кости, крепкие зубы, блестящие раковины, палочки и кружочки. Эти размышления в итоге выводят читателя из узкой сферы палеонтологии на более широкий простор: благодаря причудливому устройству человеческой психики интересно наблюдать не только за малограмотными средневековыми путешественниками, но и за людьми ХХI века, вооруженными, казалось бы, передовыми достижениями науки и рациональным знанием, но ничуть не лишившимися способности придумывать самые невероятные конспирологические объяснения предметам и явлениям окружающего мира.